— Ты, вот, я вижу, не очень-то жалуешь граждан. Откуда такая ненависть?
— Это — не только ненависть, это ещё и панический животный УЖАС. И не то чтобы боязнь их, а, скорее, патологическое НЕПРИЯТИЕ. Это даже не Я боюсь и ненавижу — это ЧТО-ТО ВО МНЕ боится и ненавидит. Мне все время, когда я иду по улице, кажется, что я — не человек, а что-то вроде марсианина, замаскированного, загримированного, более или менее удачно под гражданина. И в любой момент эта мимикрия, эта наёбка может раскрыться и тогда — ПИЗДЕЦ! Я давно уже не выхожу из дома без оружия, и все равно перед ними я — абсолютно беззащитен. Я — ЧУЖОЙ. Природно, изначально чужой. Вечно чужой. И все они знают это, чувствуют, как акулы — кровь. Я всем им чужой, и мне чужды и крайне отвратительны все ихние набрякшие радости и горести, идеалы и пороки, всё, чем они живут и о чём мечтают. Это — мой врождённый инстинкт. Здесь я диверсант, заброшенный на вражескую территорию. Этакий Штирлиц.
— И каково, по-твоему, твоё «секретное задание»?
— Это невозможно даже в малом предположить. Я могу лишь говорить, и то предположительно, — каково это для меня. А оно для меня таково, что всю жизнь с самого детства всё иррациональное, в особенности связанное с исследованиями временных причинно-следственных связей, у меня вызывало и вызывает какое-то тревожное, священное и жуткое, смертельное и притягательное ощущение ПРИЧАСТНОСТИ моей потаённой сущности к неким ИСТИННЫМ для неё, НЕВЫРАЗИМЫМ, НЕОБЪЯТНЫМ и, судя по всему, ВНЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМ вещам, системам и реальностям, проникновение в которые оплачивается чудовищными, по человеческим меркам, ценами. Так вот, необходимо решиться обречь себя на безумную, крамольную, смертельную охоту за этим глубинным знанием — ухватить за хвост, за тень, спиздить, в конце концов, это изначальное, невыразимое, единственное знание, которое — суть всего. Всё, что я делаю — это попытка извлечь из себя его, ибо ощущаю себя его хранителем. Все мои настоящие песни — только об этом. Это и «Русское поле…», и «Мясная избушка», и «Прыг-скок», и «Про дурачка». Это — векторы, указатели. Ничтожные, тщедушные, конечно. Но благодаря им я сподобился ощутить суровый, зловещий и праздничный сквознячок из чуть приотворённой двери, лучик из дверного глазка. Для меня единственно важное из всего, что происходит со мной и вокруг меня — эта вот «открытая дверь», постоянное ожидающее присутствие ИСТИННОГО, РОДНОГО начала, существующего параллельно всей этой дешёвой бутафории. И творчество — это в некотором роде трамплин ТУДА. И, наверное, поэтому человечеством, отчётно или безотчётно, но твёрдо и жестоко искореняются носители, ХРАНИТЕЛИ и, тем более, ВОПЛОТИТЕЛИ этого Имени Имён. Для масс это — инстинкт самосохранения. Это — страх и ненависть перед чужаком, ВРАГОМ их природного, естественного порядка. А, впрочем, все — гораздо сложнее. Всё, что я тут говорю — это так, модельки, которые я строю и которые работают для меня в настоящий момент. Этакие «картонные зайцы на игровом поле».
— Те изрядные ушаты говна, которыми в последнее время окатывают тебя и твоё дело гундосые представители абсолютно разных слоёв — от мозговитых умов до вceнeпpeмeнныx гопников, тусовщиков и прочей «черни» — объясняются вышесказанным?
— Да не только. Это, конечно, и инстинктивное неприятие чужака, но… насколько я уже поимел опыт, наизловоннейше тебя поливают даже не гегемоны бытия, а бывшие «свои» — те, кто делил с тобой долгое, трудное и весёлое времечко, но в последний момент по тем или иным причинам выскочил из мчащегося поезда. Я, вообще, считаю — есть люди ТВОРЦЫ, и есть — ПРИЗЕМЛИТЕЛИ — те, которые всё называют, расставляют по полочкам, доводят до некоего унылого общебытового среднеарифметического уровня, этакие «мозговитые умы», как ты выражаешься… Умники, математики, прагматики — миряне, вечно усмехающиеся и позёвывающие. Они никогда не позволяют себе «хуем почесаться», по выражению Манагера. Именно они-то и предпримут всё возможное, чтобы некрепко и основательно «убить пересмешника», приземлить всё сделанное нами. Я постоянно выслушиваю про себя такие мифы и «сказки бабушки Насти», что остаётся только хлопать себя по жопе, хрюкать, да приплясывать. Кругом — необъятная, распухшая реальность Юрия Мамлеева. Видишь ли, одним — на всю катушку горевать, ликовать и творить. На всю катушку. А другим — зевать, пердеть, почёсываться да посмеиваться, да и то, с оглядочкой. Ничего тут не поделаешь. Я отлично понимаю и отдаю себе трезвый отчёт, что всё мною сделанное в общечеловеческом масштабе абсолютно бесполезно, и что всё и вся осталось по сути неизменным, либо изменилось столь незначительно, что попросту стыдно предпринятых «гримас и прыжков». Не вышло у меня «рок-революции». Никому она, как оказалось, на хуй не нужна, кроме меня самого и кучки таких же, как я, выродков. Вернее, я СДЕЛАЛ «рок-революцию», а её никто (или почти никто) не заметил. И насрать. Тут не это главное. Неважно, что в говне утопят. Просто некоторые вещи имеют место и смысл только в вечности. Я, конечно, ничего не изменил в этом мире, но зато я учинил (или кто-то учинил посредством меня) хорошенькое безобразие, которое можно рассматривать как знак, как пророчество, как прецедент торжества бунта и свободы над твердокаменными законами и чугунными скрижалями ТОТАЛИТАРНОГО БЫТИЯ. В этом смысле я, как личность, ничего не значу и не стою: я выступил как солдат обезумевшего дерзновенного фронта обиженных, нищих и уродов против уготованной, свыше предназначенной доли. И я очень рад и доволен тем, что успел тут сделать, выпустив изрядное количество весёлых снарядов из своего оголтелого окопчика, затерянного на мировом раскидистом «рок-н-ролльном» фронте. А если снаряды кончатся — я поступлю, как и должен поступить всякий честный солдат, оставшийся с последним патроном или без оного, окружённый наступающим врагом. Это звучит крайне патетически, но я по жизни такой уж вот героический сопляк. Надо добавить, что во всём вышесказанном ничего слезливо-трагического нет, ибо каждый, кто ступает на этот путь, выбирает его добровольно и осознанно (никто силком не гонит), и стало быть, внутренне всегда готов платить за каждый свой разрывной праздничек. Я всю жизнь сидел на чемоданах. Я всегда знал свой выбор.
А то, что, мол, говном зальют… Это и не важно. Они никогда себе не сознаются, они непременно себя наебут, они найдут любой миф, любую причину для оправдания и защиты своего сытного будничного постыдного самопродолжения. И они всегда для себя были и будут правыми, сильными и хорошими, а ты — недочеловеком, достойным лишь презрения или, в лучшем случае — жалости. Пластмассовый мир победит. И да и хуй с ним! Главное — поспеть. Главное — чтобы поверить, что Маленький Принц всё-таки вернулся домой, на свою планету, когда его укусила змея! Понимаешь?
Полная версия — здесь.
https://grob-hroniki.org/article/1990/art_1990-09-10a.html